Публикуем фрагмент записок о Юге России доктора Дримпельмана, изданных в 1813 году.

Вид Николаева в конце XVIII века. Гравюра

Доктор Эрнест Вильгельм Дримпельман, автор печатаемых Записок, родился в 1758 году в Мекленбургском городе Бютирве. По окончании курса в университете, Дримпельман, не имея возможности пристроиться на родине, отправился искать счастья в Копенгаген и получил место в Датском флоте. В качестве корабельного врача Дримпельман совершил путешествие в Батавию. Возвратясь оттуда, он поехал в Бютцов, где встретился с одним, из своих родственников, который уже девять лет служил дивизионным, доктором в России. Рассказы сего последнего о выгодах службы в этой стране склонили молодого человека ехать в Петербург, куда он и прибыл в Сентябре 1779 года. Северная столица произвела на приезжего большое впечатление. Некоторое время он посещал лекции наших профессоров для пополнения своих сведений по анатомии и хирургии. В 1780 году Дримпельман получил, место в морском госпитале в Кронштадте. В 1781 году с эскадрою адмирала Круза он побывал в Англии и Норвегии. В Христианштадте Дримпельман был свидетелем торжества, которым Русские моряки почтили день 28 июня. Артиллеристы заблаговременно приготовили все необходимое для большого фейерверка, который и был сожжен на море в полуверсте от города. Вечером в городе был бал и иллюминация. Праздник завершился ужином. В следующем году Дримпельман ходил в плавание в эскадре адмирала Чичагова в Италию. В 1783 году он переселяется на Юг, где проводит несколько лет в частых командировках и переездах из одного города в другой. Эта кочевая жизнь продолжается до 1790 года, когда, наконец, он перебирается в Ригу, где и остается до своей смерти, последовавшей 20 июля 1830 года. Добившись спокойного, обеспеченного положения, Дримпельман занялся учеными трудами и между прочим, написал свои Записки, которые были напечатаны в Риге в 1813 году под заглавием.: Beschreibung гпеїпет Reisen unci der merkwurdigen Begebenheiten rneines Led ens. Эту книжку автор посвятил своим родным., и потому многие страницы в ней имеют значение только личное и семейное. Опуская такие места, мы остановимся на тех, которые могут быть занимательны для Русских читателей.

Николаев в 1788 году

20-е Мая 1788 года было тем вожделенным днем, когда мы проехали степь и стали приближаться к месту нашего назначения — Николаеву. Но как сильно я был удивлен, извощик, которого я подрядил из Елисаветграда, вдруг остановился и хотя я не видел ничего, кроме отдельных хижин их тростника и часовых, объявил мне, что тут и есть Николаев. Мне показались это тем невероятнее, что еще два года тому назад я слышал, что основывается на Буге основали город, который будет носить имя Николаева. Что же могло быть естественнее, как предполагать и ожидать здесь домов и жителей. В приказе кригс-комисару Плетневу значилось, что по прибытии в Николаев я должен явиться к бригадиру Фалееву. Ближайшее осведомление у часовых показало, что слова извощика были справедливы и что я действительно нахожусь. в самом Николаеве. Более обстоятельная справка о том, где я могу найти больных солдат, и где отыскать дом бригадира, показала мне, наконец, что я должен ехать еще пять верст, чтобы найти тех людей, которые были виновниками моего странствования. Я тотчас же отправился в путь. Проехав почти полдороги, я увидел место, где находились помещения для больных и жил бригадир. Это место называлось “Богоявление” и состояло из 16 крытых тростником деревянных жилищ, устроенных наподобие госпиталей и из множества палаток и Татарских войлочных юрт. Сверх того, несколько жилищ были выкопаны в земле, едва выдавались из нея, но имели также своих обитателей. На основании писем к прежнему моему начальнику кригс-коммиссару Плетеневу, я мог предполагать, что здесь находится уже много врачей: от них я охотно узнал, бы о состоянии и положении больных,. лечением которых я должен был заняться. Встретившийся мне какой-то Немец, котораго я просил указать жилище кого-нибудь из врачей, не мог ни в чем мне быть полезен, кроме того, что указал мне жилище аптекаря, которое, по его словам, находилось недалеко, на одном возвышении. Я отправился туда, но, говорю не шутя, я стоял уже на крыше искомаго дома, не подозревая, что под моими ногами могли жить люди, до тех пор, пока выходивший из отверстия дым и дверь, которую я приметил на склоне холма, не показали мне, куда надо идти. Я подошел к замеченной двери. Она открылась, и оттуда вышел небольшой сгорбленный человек.

Картина «Вид города Николаева» Фёдора Алексеева, 1799, Государственная Третьяковская галерея

Это и был аптекарь. Мы удивились, увидав друг друга, и точно старались признать один другаго. Это действительно так, и было: едва мы назвали себя по Именам, как оказалось, что мы были уже знакомы десять лет тому назад, в Кронштадте. Он ввел меня в свое жилище, которое кроме темной прихожей состояло еще из двух отделений, из которых одно было отведено для его семейства, а другое под аптеку. Внутренность жилища соответствовала его внешности. Стены обмазаны желтою глиною, потолок сделан из плетенаго тростника, засыпаннаго землею, крошечныя окна с дрянными стеклами пропускали слабый свет во внутреннее пространство. Подобным же образом устроены и все остальныя жилища. Печальны были следствия житья в такой землянке, особенно для семейства аптекаря: едва я вошел в комнату, как увидел, что жена его и пятилетняя дочь находятся в последней степени чахотки. Вскоре оне слегли. Распросам не было конца. Аптекарь разсказал мне, что вскоре после нашей разлуки он получил от начальства приказ открыть общественную аптеку в Иркутске и что из уважения к оказанному доверию ему нельзя было долго откладывать поездку, как ни было затруднительно с женою и малютками предпринять столь далекое и само по себе нелегкое путешествие. Он намеревался было обстоятельно разсказать мне о разных своих лишениях на пути в Иркутск, о том, как он все-таки счастливо прожил там три года и по какому случаю попал сюда в Богоявленье, но я заметил ему, что моя жена с ребенком в экипаже дожидаются на улице, и я должен, не теряя времени, явиться к бригадиру Фалееву и просить его о квартире для себя.

“У вас также жена и дочь?” спросил аптекарь. «В таком случае я жалею, что судьба привела вас в это злополучное место. Приведите вашу любезную супругу в нашу хижину; пусть она побудет у нас, покуда вы устроите свои дела и снова можете быть у нас”.

Привезя жену в дом гостеприимнаго аптекаря, я отправился к бригадиру Фалееву, дом котораго мне пришлось искать недолго, потому что он отличался от прочих стенами, выкрашенными красною краскою и черепичною крышею. В бригадире я нашел дороднаго мущину, одетаго в зеленый камчатный халат, в голубой атласной обшитой черною каймою шапочке, на верхушке которой блестела серебряная весом в несколько лотов, кисть. Бригадир вооружен был длинною трубкою и занимался чаепитием, сидя на софе. Я счел долгом рекомендоваться ему, чтобы показать. как точно исполнил его приказ и поручить себя благосклонности господина бригадира.

До сих пор все шло хорошо, но когда я решился просить о квартире, на случай, если я долго останусь в Богоявлении, о квартире, без которой я, имея семейство, не мог существовать, он, с некоторым затруднением, отвечал мне, предлагая чашку чаю:

“Да, да! квартиру, любезный друг! Вот именно этим-то и не могу я служить вам. Две войлочныя палатки, которыя лежат еще в магазине, к вашим услугам, и вы ими можете обойтись, покуда я буду в состоянии отвести вам лучшее помещение”.

На прощанье господин бригадир дал мне совет относительно больных явиться к штаб-доктору Самойлову, который сообщит мне обстоятельныя сведения о предстоящих занятиях.

Мое пребывание в Богоявленьи продолжалось недолго. Число больных, которое я представлял столь значительным, вовсе не было таково и вполне могло удовлетвориться одиннадцатью врачами и хирургами. Я получил приказ отправиться в Николаев и там оставаться. По распоряженею Херсонской Адмиралтейс-Коллегии, несколько сотен человеке плотников, архитекторов и их помощников было командировано туда для постройки несколько уже лет тому назад проэктированнаго новаго города. Я и должен был находиться при этом, на случай могущих быть несчастий. Доселе ни одно человеческое существо не могло жить в этом месте, где в несколько месяцев возник город, который уже в первые годы своего существования обещал счастливое процветание и где теперь селятся люди всех стран. Вокруг все было пусто. Единственныя живыя существа, которых здесь можно было встретить—были змеи. Хотя укушение их и не опасно, однако они были неприятны и страшны для людей тем, что проникали в жилища, плохо построенныя из тростника и досок. В нашу тростниковую хижину, в которой нам пришлось провести первую ночь по приезде в Николаев, наползло множество этих гадин. Хотя мы из предосторожности устроили постель на четырех высоких кольях, но это нисколько не помогло: змеи поднимались вверх, и почуяв, людей, с отвратительным шипением переползали через нас на другую сторону кровати и уходили. Постоянное отыскивание и истребление их в короткое время привело к тому, что во всем Николаеве нельзя уже было встретить их вовсе, или разве какую нибудь одну змею. Постройка новаго города шла вперед с изумительною быстротою: в тот год, когда я жил здесь, выстроено было более полутораста домов. Лес и другие строительные материалы доставлялись в изобилии на казенный счет по Бугу и продавались весьма дешево как чиновникам, так и другим лицам, желавшим здесь поселится. Только каждый строившийся обязан был строго сообразоваться с планом, по которому город должен был постепенно возникать. Число жителей, собравшихся из разных частей государства, доходило в 1789 г., когда я покинул Николаев, до двух с половиною тысяч.