Введение

В блогах, на форумах, в СМИ  периодически, а последнее время все чаще, можно встретить словосочетание «проект Украина». Авторы, которые используют этот термин, стараются  подчеркнуть искусственность происхождения украинской идентичности, а значит и украинской государственности. Примечательно то, что этому «проекту», как правило, приписывают солидный возраст 200-150 лет, а его авторство заклятым врагам России – Польше, Австро-Венгрии, гитлеровской Германии, и, наконец, США. Единственная цель «проекта Украина» - разрушить Россию, ибо как сказал Збигнев Бжезинский «Россия без Украины уже никогда не станет империей». Поразмыслив, можно сделать вывод о том, что концепция под названием «проект Украина» является всего лишь очередным пропагандистским штампом. Однако  удивляет обилие сторонников у этой концепции, в числе которых оказываются вполне уважаемые люди. Именно поэтому ее нельзя просто отбросить, заклеймив пропагандистским штампом.

Важным здесь является следующее. «Проект Украина» отказывает украинцам в главном – в их идентичности, украинскости, называя ее искусственным конструктом, придуманным врагами России (Российской Империи, СССР и т.д.). Отказ украинской идентичности в праве на существование, ставит под сомнение существование украинцев, как самостоятельной национальной общности.

В основу национальной идентичности, как и национальной культуры, положен язык. Язык является тем признаком, на основании которого формируется национальная идентичность. Именно поэтому те, кто всерьез говорит о «проекте Украина» стараются в основу своих доказательств положить тезис о том, что украинского языка не существует, что он представляет собой что угодно только не самостоятельный язык суверенного народа, что украинский язык - это тоже чисто искусственная конструкция. В ход идут различные аргументы, например, такие как: украинский язык – это диалект русского языка,  поскольку он якобы отличается от русского только лексически;  украинский язык появился недавно (в конце XIX- начале XX века), поскольку древние тексты написаны на языке, «более похожем» на современный русский, чем на современный украинский; украинский язык был «придуман» кружком интеллектуалов-украинофилов на территории Австро-Венгрии в 60-е г.г.  XIX века. Как правило, выводы тех, кто высказывает подобные суждения, схожи: нет языка, нет культуры, нет народа, а значит, нет исторического права на национальное самоопределение.

Справедливости ради, следует отметить, что встречаются и противоположные точки зрения не менее спорного содержания, о том, что украинский язык «был всегда», а русский язык якобы отделился от него и изменился под влиянием внешних воздействий, что украинское государство «существовало всегда», но со времен упадка Киева, вина за который возлагается на князей Северо-Восточной Руси, а украинская идентичность прошла фактически в неизменном состоянии от Киевской Руси до наших дней, несмотря на то, что украинцы все время находились в состоянии борьбы за свободу под гнетом иноземцев.

Как мне кажется, решение именно языкового вопроса, позволит внести ясность в проблему существования украинской идентичности. Не обладая должной подготовкой в области лингвистики, филологии и истории, не имея навыков работы со старинными текстами, решить эту задачу будет затруднительно.

Для решения проблемы отсутствия соответствующих компетентностей я решил в основном опираться на мнения признанных ученых-языковедов, таких как Трубецкой Н.С., Шахматов А.А., Русановский В.В., Нимчук В.В., Филин Ф.П., Реформатский А.А., Иванов В.В., Зализняк А.А., Вч. Вс. Иванов и др.. В их работах давно уже есть ответы на многие вопросы, связанные с происхождением и развитием украинского языка и культуры.

В интернете можно встретить достаточно много дилетантских публикаций по поводу украинского языка. Однако мало кто из авторов этих публикаций апеллирует к авторитету признанных классиков исторической лингвистики, русистики и украинистики.

Вместо этого в качестве аргументации используются сомнительные публикации, а иногда высказывания, содержащиеся в СМИ, которые  додумываются и дофантазируются. Даже попытки популяризации лингвистических знаний по истории украинского языка (такие например, как http://tabloid.vlasti.net/news/257822/) иногда бывают малоубедительными. Такие публикации, ориентированные на широкий круг интересующихся, не всегда обоснованы и не всегда содержат ссылки на источники (в том числе) академические, что вызывает подозрение в отношении обоснованности некоторых умозаключений.

Мне хотелось изложить основные вехи истории украинского языка последовательно и максимально аргументировано (насколько это возможно сделать исходя из имеющихся материалов).

Таким образом, эта работа не обладает самостоятельной научной ценностью и носит реферативный характер.

1. Разграничение языков и диалектов.

Прежде чем, говорить об истории становления и развития украинского языка, следует в начале кратко остановиться на том, что же такое язык и ответить на комплекс общих вопросов: какими качествами должен он обладать, чтобы считаться отдельным языком, а не диалектом или наречием, каковы критерии разделения языков.

Сразу следует отметить, что деление на языки носит условный и оценочный характер. Для удобства изучения языков в науке существует структура[1] – (макросемья – семья – группа –язык – наречие – диалект – говор). Для выделения группы, макросемьи и семьи обычно используют критерий сохранность базовой лексики в процентах[2]. «Однако его надежность заметно снижается по мере приближения к крайним точкам шкалы (от 0% до 100%). Совпадение базовой лексики в 5-10 % может быть случайным и должно подкрепляться другими весомыми данными»[3]. Поэтому применяются и  другие критерии классификации языков морфологические, грамматические признаки, состав грамматических категорий, бывают синтаксические критерии. Однако эти критерии более пригодны для классификации языков в крупные группы (семьи, макросемьи и т.д.).

Что касается выделения языков и их диалектов, их критерии во многом очень расплывчаты и относится скорее к ведению социолингвистики.

Среди таких критериев выделяют[4]:

1. Наличие этнической общности, к которой относятся носители данных идиомов;
2. Самоидентификация носителей идиома;
3. Взаимопонятность идиомов;
4. Наличие престижного наддиалектного идиома, воспринимаемого носителями данных идиомов как "своего";
5. Функциональная полноценность данного идиома;
6. Наличие литературной нормы.

Помимо критериев существуют справочники, посвященные перечислению языков мира и приведению их в единую систему классификации. Двумя наиболее полными и наиболее современными работами такого рода являются «Этнолог» (Ethnologue: Languages of the World) и «Реестр Лингвосферы» ( The Linguasphere Register of the World's Languages and Speech Communities)[5]. Включение языка в данный справочник в качестве самостоятельного формально закрепляет такой статус языка на международном уровне.

На сегодняшний день разграничение языка и диалекта существует в виде научной проблемы[6].

Таким образом, несмотря на наличие более менее определенных критериев разграничения языков и диалектов, строгих оснований для этого все-таки нет. Каждый случай следует рассматривать отдельно.

Для нас важно по ходу изложения обращать внимание на особенности украинского языка и те черты, которые отличают его от родственных восточнославянских языков белорусского и, прежде всего, русского. Здесь нам важно будет показать различные пути развития каждого из этих языков. На этом пути были, как и обширные взаимные влияния и заимствования, так и периоды менее тесных контактов, когда эти языки испытывали на себе влияния других, не восточнославянских, языков.

2.Развитие украинского языка в Средние века и в Новое время

 2.1. Характеристика неоднородности восточнославянской языковой общности до ее разделения

Древнерусский язык никогда не был однородным. А.А. Зализняк во введении к своему фундаментальному труду «Новгородский диалект» выделяет три уровня идиомов[7][8], а именно:

1. Церковнославянский язык. Как и во всей остальной Руси, он играл роль церковного и литературного языка. Церковнославянский язык – это старославянский язык, древний литературный язык славян, относящийся к южнославянской языковой группе с элементами живой славянской речи[9].

2. «Наддиалектная форма древнерусского языка» или киевское койне. Эта форма выступала в качестве «социально престижной» на всей территории Древней Руси была  в  большей  или меньшей  степени  ориентирована  на столичный (киевский) говор и употреблялась главным образом при составлении официальных документов - политических и юридических. При этом Зализняк отмечает, что «примерно до конца XIII в. наддиалектная форма древнерусского языка в основном едина для всей древней Руси. С XIV в. на будущей великорусской территории функцию основных представителей данной системы начинают выполнять владимиро-суздальские и московские документы».

3. Местные идиомы, используемые для разговорных целей, приобретающие форму различных диалектов и говоров. В Новгородской земле это древнепсковский диалект, совокупность восточноновгородских говоров, диалект самого Новгорода.

Аналогичная структура диалектов и наддиалектных форм была характерна для всей территории Руси.

Помимо такой вертикальной неоднородности присутствовала неоднородность горизонтальная, это, в первую очередь, касается третьего уровня идиомов. На территории Руси существовало большое количество местных диалектов и говоров. Причем такое разнообразие обозначилось достаточно давно, фактически с момента образования восточнославянской общности. Некоторые ученые предпринимали попытки сгруппировать местные восточнославянские идиомы в языковые общности. Так, А.А. Шахматов в своей работе «Введение в курс истории древнерусского языка» делил все восточнославянские племена на южную, восточную и северную группы, обладающие своими языковыми особенностями, и называл представителей этих групп соответственно южнорусами, восточнорусами и северорусами. В северную группу по Шахматову входили словене и кривичи. В языковом отношении эта группа отличалась наличием цоканья. В южную группу входили поляне, древляне, северяне, уличи и тиверцы, дулебы и хорваты. Особенностью языка этой группы было наличие фрикативного [г] [10]. В. В. Иванов, хотя и оспаривает некоторые положения Шахматова[11], в целом с ним соглашается, отмечая фактически те же характерные диалектные черты восточнославянских говоров[12]. Выдающийся лингвист и филолог Н.С. Трубецкой говорил о существовании южного «протоукраинского» языка уже в XII в., т.е. как минимум за две сотни лет до распада общерусского языкового единства[13].

Карта племенных союзов восточных славян

Из смеси южных и северных говоров сложилось Киевское койне (из которого впоследствии сформировалась наддиалектная форма древнерусского языка), включающее в себя как северные (лошадь, векша, изтъба), так и южные (волъ, брехати, лепый) диалектные черты[14].

Наличие койне свидетельствует об открытости и взаимовлиянии различных диалектов на восточнославянских землях. Таким образом, ни «вертикальные», ни «горизонтальные» языковые группы не были обособлены и испытывали взаимное влияние.

В древних текстах, написанных на церковнославянском языке, присутствуют как наддиалектные элементы древнерусского языка, так и элементы восточнославянских говоров. Иногда процент древнерусского языка в тексте настолько велик, что это позволяет сделать вывод о том, что текст написан на древнерусском с использованием славянизмов[15]. Знание церковнославянского языка было привилегией грамотного населения, однако менее грамотные авторы также желали писать на церковнославянском, пуская в ход все свои знания этого языка и включая в свой текст максимальное количество славянизмов[16]. Для определения степени использования церковнославянского в филологии используется понятие стилей: высокий стиль, средний стиль и низкий стиль^[17].

В Средневековой Руси существовала, так называемая, диглоссия  - особый вариант двуязычия, при котором на определённой территории сосуществуют два языка, применяемые их носителями в различных функциональных сферах. Для диглоссии характерна ситуация несбалансированного двуязычия, когда один из языков выступает в качестве «высокого», а другой — «низкого». На Руси церковснославянский (язык южнославянской группы) выполнял функцию «высокого» языка, древнерусский (язык восточнославянской группы) «низкого». Такая ситуация возникла с момента, т.н.  первого южнославянского влияния, которое произошло после принятия христианства и выразилось в формировании и развитии книжной культуры на Руси церковнославянской по своему происхождению. Второе и третье южнославянские влияния, о которых подробно будет говориться ниже, изменили эту ситуацию и способствовали формированию национальных литературных языков, исключив культурную монополию церковнославянского языка. Забегая вперед, необходимо заметить, что эти процессы протекали по-разному в северо-восточных и юго-западных землях восточнославянской языковой общности.

Несмотря на диглоссию, в текстах периода Киевской Руси, написанных преимущественно высоким стилем на церковнославянском языке  можно обнаружить языковые элементы восточнославянского происхождения. При этом речь может идти о восточнославянских элементах различных диалектных групп. Наличие таких элементов дает возможность ученым-лингвистам определить, к какой диалектной группе принадлежал человек, записавший текст, а также время создания текста, поскольку автор текста (или переводчик, переписчик), как правило, привносил в текст элементы той языковой группы, к которой принадлежит сам.

Оценка таких элементов позволяет говорить о проявлениях лингвистических особенностей украинского языка в южнорусских диалектах уже до распада восточнославянской общности (протоукраинские диалектные особенности).

К протоукраинским диалектным особенностям обычно относят ряд изменений в области фонетики и морфологии, множество лексических и семантических особенностей, синтаксических конструкций[18]. Приведем примеры тех явлений, которые начали проявляться в южных восточнославянских диалектах в XI-XIII веках и закрепились в украинском языке.

Фонетика. К важнейшим протоукраинскими локальным явлениям в области фонетики относится совпадение фонемы ы и i в так называемом «и» среднем. Смешение ы и i памятники отражают с XI века.

Еще одним характерным явлением в протоукраинском является тенденция к изменению фонемы е (ѣ) в i. С XIII века такая замена носит массовый характер[19].

К другим чертам протоукраинского языка, наметившимися в XI-XIII веках, относится утрата мягкости р' в некоторых говорах, что отражается в диалектной дифференциации современного украинского языка, утратили мягкость согласные перед и и е, с отвердением согласных связана ассимиляция, которая предположительно произошла в XIII веке, в результате произошло удвоение согласного, что стало особенностью современного украинского языка (протоукр. житье, знанье, - современн. укр. життя, знання).

Приобретение мягкости [ц] на конце слова. Так, такое явление встречается в «Слове о законе и благодати» Иллариона (творець, вѣнець).

Появляется полногласие (оло, оро). В «Слове о законе и благодати»- (Володимира, пелены). Житие Феодосия печерского содержит как полногласные формы, так и не полногласные: не отьврьзи вратъ — не ωтврьзе воротъ, въ володимирьскоую оболость, къ воротомъ.

Окончание глаголов –ть в третьем лице единственного и множественного числа настоящего времени. Слово о законе и благодати, Слово (Моление) Даниила Заточника, написанное князю Ярославу Всеволодовичу (глаголеть, спасеть, препитаеть, гинеть), Сказании о Борисе и Глебе  (избиеть, горить, пролееть, прииметь, обрящеть, съхранить, съмущаеть, увядаеть, понудять, погубять, събирають). Слово о полку Игореве –ть чередуется с –тъ (пущашеть, текуть, йдуть, погибашеть, говорАхуть, хотАть, одѣвахуть) и (ведетъ, летАтъ, заворочаетъ).

Так же следует отметить, что в текстах иногда «аки» заменяется на «яко».

Морфология. Распространение падежного окончания –ови (–еви) в дательном падеже единственного числа мужского рода (богови, гльбови, грьхови). Эта особенность возникла в XI веке и сохраняться в современном украинском. В Сказании о Борисе и Глебе на ряду с окончанием –у встречается окончание (-ови, -еви) (Господу, Господеви), встречается в Слове (Молении) Даниила Заточника. В Повести временных лет (мужеви, МоисЂωви, Бв̃и, кесареви, Геωргиєви, РомановЂ, Володареви, Гюргеви, Кукнишеви, Рюрикови; коневи, голубєви, воробьєви, по Ручаєви, монастыреви, к волови, домови). В Слове о Полку Игореве (Романови, Игореви, королеви).

Еще одной такой особенностью является чередование к/ц, г/з, х/с. Например, в Слове о Полку Игореве: стязи свои, на березех.

Синтаксис. Каких либо протоукраинских характерах черт в области синтаксиса исследователи не выделяют. Следует заключить, что особенности в области синтаксиса сводились к «специфике функциональной нагрузки отдельных синтаксических конструкций, известным всем (или большинству) восточнославянским диалектным зонам[20].

Все эти особенности позволяют говорить о них, как об отступлениях от церковнославянского языка и привнесении восточнославянских диалектных черт в тексты. Отнесение же этих особенностей к протоукраинским говорит о том, что данные черты, появившись в древнерусском языке, прочно закрепились в украинском языке, и отсутствуют в русском и/или белорусском.

2.2. Разделение восточнославянской языковой общности,  формирование и развитие староукраинского языка

Усиление феодальной раздробленности и ослабление Киева, как центра, объединяющего земли Руси, привело к усилению диалектных различий в древнерусском языке. Еще большее усиление диалектных различий произошло из-за включения южных и юго-западных княжеств в состав Великого княжества Литовского и подчинения Северо-Восточных земель Золотой Орде.

Политическая карта Восточной Европы в период разделения восточнославянской языковой общности

В период такого тотального размежевания, с XIV-XV в.в., согласно господствующему в современной науке мнению начинается формирование трех восточнославянских народностей: русской, белорусской и украинской. С этого времени языки великорусской, белорусской, украинской народностей идут обособленными историческими путями. После XIV века украинский и русский языки существовали в разных исторических условиях, испытывали разные языковые влияния, что привело к усилению их  различий. XIV-XVII века характеризуются значительной модификацией грамматической системы, унаследованной от древнерусского языка.

В XIV-XVII в.в.  на территории Великого княжества Литовского, которое на 80 % состояло из русских княжеств, основной массой населения «в повседневном общении и  вместе с элементами церковнославянского (преимущественно западнорусского извода) и польского языков»[21] использовалась так называемая «простая мова», представляющая собой раннюю форму западных восточнославянских диалектов - (старо)белорусского и/или  (старо)украинского. При этом «простая мова» использовалась в том числе в качестве разговорного языка элит. Помимо «простой мовы» на территории Литовского княжества использовался письменный язык, так называемая «руська мова» (фактически письменный вариант «простой мовы»). На этом языке писались официальные документы великокняжеской канцелярии, летописи, переводы. «Этот письменный язык, представленный в нескольких вариантах, содержит значительное число церковнославянских лексических элементов и синтаксических конструкций»[22]. Наряду с этими двумя языковыми формами, использовался церковнославянский язык для литургических целей.

Западнорусский язык в двух своих вариантах иногда называют староукраинским или старобелорусским. Их можно использовать как синонимы, однако для того, чтобы отразить переходное состояние староукраинского языка от южнорусского диалекта древнерусского лучше использовать термин «западнорусский язык» для периода XIV-XVI веков и «староукраинский язык» после XVI века. Упрощенная схема развития украинского языка для удобства изложения предлагается такая: южнорусские говоры восточнославянского языка – западнорусский язык (включая различные говоры на территории Великого княжества Литовского) – староукраинский язык.

Следует отметить, что с конца XVI века появляются грамматики, в которых пытаются нормировать  «простую мову», это, прежде всего, двуязычные церковнославянско-староукраинские лексикографические работы рубежа XVI—XVII в. — «Лексис» Лаврентия Зизания (1596) (http://litopys.org.ua/zyzlex/zyz.htm) и «Лексикон славеноросский» Памвы Берынды (1627) (http://litopys.org.ua/berlex/be.htm), кодифицирующие свод староукраинской лексики.

Примеры статей из первого словаря на Руси:«Лексис, Сирѣчь реченїя, Въкратъцѣ събран(ъ)ны и из слове(н)скаго языка на просты(й) рускі(й) діале(к)тъ истол(ъ)кованы», издан в Вильно в 1596 г. Лаврентием Зизанием. В левой колонке слова на церковно-славянском языке, а в правой на «простой руской мове»

Как уже говорилось, часть бывших княжеств Руси попадает под власть Великого княжества Литовского, что усиливает существовавшие ранее различия между диалектами древнерусского языка, и при этом в  Великом княжестве Литовском сохранились роль древнерусского языка (хоть и в особой видоизмененной форме), как государственного и народного, а роль церковнославянского западнорусского извода, как языка церковного.

Эта ситуация начинает меняться после подписания унии между Литвой и королевством Польским и окончательно меняется после создания Речи Посполитой (после подписания Люблинской унии в 1569 году). Западнорусский язык теряет свои позиции в качестве государственного языка, он постепенно вытесняется польским. На положении церковнославянского отражается ослабление роли православной церкви и подавление ее католичеством, место официального языка «высокого стиля» занимает латынь.

Православие бывших западнорусских княжеств вынуждено было сопротивляться такому засилию. Украинские земли стали полем культурного и социального противостояния. Социальное противостояние проявлялось в религиозной нетерпимости и сопровождалось бесконечными восстаниями православных казаков и крестьян с одной стороны и жестоким подавлением этих восстаний со стороны польской шляхты, лишением прав православной церкви и православного населения с другой. Культурное противостояние выразилось в полемике православных книжников с католическими. Культурное противостояние привело к колоссальному росту книжной культуры на Украине. В области культуры и сохранения литературного языка важную роль начинают играть просветительские центры. Во второй половине XVI-XVII веках начали развиваться книжные центры. Такими центрами были Киев, Вильно, Острог, Львов, а ближе к концу XVII века - Москва.

Краткие справки по истории образовательных центров Украины XVI-XVII веков:

Киевская братская школа (Киевский коллегиум) — одна из братских школ на Украине в XVII веке, основана в 1615 году Киевским братством при Братском монастыре по образцу иезуитских образовательных учреждений.

В основу её устава (1620 год) положен устав Львовской братской школы. Киевская братская школа была попыткой православных мещан Киева сохранить свои обычаи и поднять на высокий уровень православное образование, которые снизились на фоне роста популярности идей унии и католической иезуитской системы образования.

Первым ректором школы был Иов Борецкий (1615 −1618). Ректорами также были Мелетий Смотрицкий (1619—1620), Касьян Сакович (1620—1624) и Фома Иевлевич (1628—1632).

Из Киевской братской школы вышло немало выдающихся украинских деятелей XVII века. В ней учились дети мещан и казаков. Выпускник Киевской школы Симеон Полоцкий основал в Москве Славяно-Греко-Латинскую Академию.

Материальную помощь школе оказывали Пётр Сагайдачный и Галшка Гулевичевна. 15 октября 1615 года Галшка Гулевичевна подарила свой киевский дом и землю вокруг него Киевскому братству. В 1632 году Киевскую братскую школу объединили со школой Киево-Печерской лавры. Особую роль при этом сыграл видный деятель православного просвещения митрополит киевский Петр Могила.

Митрополит Киевский Петр Могила.

После объединения школы были реорганизованы в высшее учебное заведение — Киево-Могилянскую коллегию, которая с 1701 года была переименована в академию. Впоследствии Киево-Могилянская академия была преобразована в  Киевскую духовную академию (1819—1919).

Киевский Братский монастырь и Киевская духовная академия XIX в.

Львовская братская школа — учебное заведение XVII века, старейшая основанная между 1574—1586 годами церковным братством высшая школа на Украине. Школа во Львове возникла при поощрении антиохийского патриарха Иоакима V. Константинопольский патриарх Иеремия II в особой грамоте 1590 годах предписывал, что во Львове должна быть школа братства Успения Пресвятой Богородицы, а в ней дети благочестивых и православных христиан должны учиться Священному Писанию, славянскому и греческому языкам и т. д. Решением Берестейского Собора от 24 июня 1594 г., Львовская братская школа была подчинена непосредственно киевскому Митрополиту. Также и польский король Сигизмунд III грамотой от 13 октября 1592 г. предоставил братству право иметь высшую школу и, кроме того, исключительное право печатать и продавать славяно-русские книги и свободно управлять своими делами. Среди основателей школы при львовской Свято-Успенской православной церкви были активные деятели Львовского Успенского братства Кирилл Транквиллион-Ставровецкий, Арсений Элассонский, Стефан Зизаний, Ю. Рогатинец, И. Рогатинец, И. Красовский, К. Корнякт и др. Школьный устав, разработанный львовскими мещанами, предусматривал демократические основы организации школьного процесса, запрещавшего учителям относиться к «бедным ученикам» хуже, чем к сыновьям из богатых семей. Им определялся режим учебной деятельности учащихся, очерчивался круг их обязанностей, а также учителей, родителей и опекунов. Организация учебного процесса Львовской братской школы, зафиксированная в Школьном уставе, стала образцом для других братских школ — украинских национальных учебных заведений в XVII—XVIII веков. На учебу в школу принимались преимущественно дети львовских ремесленников и купцов, были также дети из других городов и сел. Младшие школьники изучали грамоту, старшие («студенты») изучали старославянский, греческий и латинский языки, грамматику, риторику, поэтику, элементы философии, диалектику, а также арифметику, геометрию, начала астрономии, богословие и музыку. Школа сыграла существенную роль в развитии хорового пения и школьного театра на Украине. В 1591 году учениками Львовской братской школы под руководством ее первого ректора Арсения Элассонского была напечатана греческо-церковнославянская грамматика «Адельфотес. Грамматіка доброглаголиваго еллинословенскаго языка. Совершеннаго искусства осми частей слова. Ко наказанїю многоименитому Російському роду». Среди ректоров и преподавателей Львовской братской школы в разное время были известные учëные, писатели, поэты и просветители Стефан Зизаний и его брат Лаврентий Зизаний, Иов Борецкий, Памво Берында, Исаия Трофимович-Козловский, Сильвестр Коссов, Ф. Касиянович, В. Ушакевич и др. Значительные пожертвования школе сделал гетман запорожских казаков П. Сагайдачный. Львовская братская школа оказала значительное влияние на развитие образования не только на Украине, но и в Белоруссии, Молдавии, Валахии и других странах. В ее стенах была воспитана целая плеяда выдающихся общественных и культурных деятелей ХVII века.

Острожская славяно-греко-латинская школа, основана в 1576 года украинским православным шляхтичем князем Константином Острожским – покровителем православной книжности. Хотя в свое время за школой закрепилось имя академии, а не университета, она была организована по образцу западноевропейских университетов той эпохи. В основе программы обучения лежала система семи свободных наук: изучались грамматика, диалектика, риторика, арифметика, геометрия, астрономия и музыка. Также изучались высшие науки: философия, богословие и медицина. В программу обучения входило изучение пяти языков: церковно-славянского, польского, греческого, древнееврейского и латыни.

Князь Константин Острожский

Вместе с Острожской типографией, в которой после изгнания из Москвы продолжил свою работу первопечатник Иван Федеров, Острожская школа стала мощным культурно-образовательным центром, собравшим вокруг себя многих ученых и просветителей того времени. Первым ректором был Герасим Смотрицкий, в школе преподавали такие известные люди как Демьян Наливайко, Василий Суражский, Кирилл Лукарис, Ян Лятос (Лятош), Иван Княгиницкий, Клирик Острожский и прочие. Здесь в 1581 году впервые была подготовлена и напечатана первая полная церковнославянская Библия — Острожская Библия. Это масштабное по тиражу и объему издание, напечатанное книгопечатником Иваном Федоровым, было одной из главных целей основания типографии, так как оно должно было стать культурным противовесом польской католической экспансии. После отъезда Ивана Федорова обратно во Львов в 1582 году Острожская типография не остановилась и продолжила свою работу. В целом известны 27 наименований книг, напечатанных в этой типографии. Сразу с созданием высшей школы и типографии Константин Острожский организовывает при школе Острожский научно-литературный кружок, в участие в котором стремится привлечь многих талантливых ученых и мыслителей, в том числе из-за рубежа. Ему удается не просто собрать преподавателей для чтения лекций, но собрать целый творческий коллектив, подразумевающий обмен разным опытом и развитие для его членов. Особенности этому объединению придавало то, что в нем удалось создать почти уникальное на тот момент сочетание Византийской и Западной культур на фоне видимого обострения отношений между ними. Князь Острожский смог собрать значительную группу профессоров, некоторые из которых были исключены из Краковской академии из-за острых конфликтов с католическим духовенством или с королевской властью, ревниво его поддерживающей. Самый известный пример — доктор медицины, декан лечебного факультета Краковской академии, математик и астроном Ян Лятош, преследуемый церковной иерархией и иезуитами за критику папской календарной реформы, лишившись научного поста в Кракове, принимает условия князя Острожского и переезжает к нему в Острог. Лятош становится личным врачом князя, а также профессором математики и первым деканом астрономии Острожской академии. Также в академию из-за рубежа приезжают многочисленные греческие ученые, которые впоследствии стали частыми в Остроге гостями. Среди работающих и преподающих в Остроге греков были: экзарх Вселенского Патриарха архидиакон Никифор Парасхес-Кантакузин, архиепископ Кизический Дионисий Ралли-Палеолог, будущий Патриарх Александрийский, а затем Патриарх Константинопольский Кирилл Лукарис, ставший также вторым ректором Острожской академии, и другие. Тот факт, что такие образованнейшие люди своего времени тесно сотрудничали с Острожской академией, вели здесь исследовательскую и учебную работу свидетельствует об уровне учебного заведения и о его статусе и репутации. Среди выпускников академии были: автор выдающейся «Грамматики» Мелетий Смотрицкий (сын первого ректора), украинский полководец, гетман Войска Запорожского Петр Конашевич-Сагайдачный, архимандрит Киево-Печерской лавры, основатель Лаврского печатного двора Елисей Плетенецкий, украинский писатель-полемист, философ, автор знаменитого «Апокрисиса» Христофор Филалет и другие. Смерть князя в 1608 году пошатнула положение академии, оставшейся без покровителя и прежнего финансирования. Наследников, готовых продолжить дело отца у князя не было: единственный переживший отца сын, Иван Константинович Острожский, кроме того, что давно уже был католиком (первый из Острожских принял католичество), он ненадолго пережил своего отца, умерев в 1620 году, не оставив наследника мужского пола. Его единственный сын Януш Владимир (1617—1618) умер в младенчестве. С основанием в Остроге иезуитской коллегии в 1624 году школа пришла в упадок и в 1636 прекратила своё существование.

Руины Острожского замка середина XIX века 

Эти книжные центры в Европе стали оплотами борьбы православия с католицизмом, усилившимся политикой ордена Иезуитов,  и униатством, поддерживаемого папством. Значение этих центров для православного мира трудно переоценить. Впоследствии (концу XVII века) центр православной мысли перемещается в Москву, деятели из украинских школ перебираются под покровительство и защиту русского царя, основывают новые школы. Таковой стала  Славяно-Греко-Латинская Академия в Москве — первое в России высшее учебное заведение, учреждённое в 1687 году по инициативе выдающегося педагога, просветителя и поэта, выпускника Киево-Могилянской академии Сименона Полоцкого.

Такое противостояние не могло пройти бесследно и для языка. Во-первых, староукраинский попадает под сильное иностранное влияние, прежде всего, польского языка. Этот процесс, активная фаза которого пришлась на конец XVI-XVII в.,   начинается после подписания Люблинской унии о создании Речи Посполитой, в результате которого украинские земли попадают под юрисдикцию Королевства Польского, а белорусские земли остаются в Великом кнажестве Литовском. Польский язык в этот период оказывает мощное воздействие на лексический состав украинского языка. Во многом благодаря польскому влияию, во многом обусловленному политическим размежеванием западнорусских земель, усиливается различия между староукраинским и старобелорусским языками, представлявшими в предыдущую эпоху фактические единое целое.

Территория Речи Посполитой в начале XVII века с отражением границ современных государств

Помимо польского влияния староукраинский язык в этот период испытывает влияния чешского, литовского, немецкого и тюркских языков. Во-вторых, староукраинский язык стал вырабатывать свои особенности, стал формироваться литературный украинский язык, поскольку в книжных центрах православными авторами стали создаваться труды не только на церковнославянском, но и на других языках: латинском, польском, и в, том числе, на староукраинском иногда с элементами народных говоров. Как мы увидим далее на староукраинском языке создавались тексты различной функциональной направленности: от полемических трактатов, до эпиграмм. Все это способствовало процессу консолидации норм литературного украинского языка, который, впрочем, в этот период так и не был завершен.

На возможность написания текстов «высокого стиля» не только  на языках культа, таких, как латынь или церковнославянский, повлияла в том числе и Реформация, идеи которой имели большое влияние на просвещенные умы того времени.

Движения реформации и контрреформации ускорили процесс формирования ряда народных европейских языков[23]. Так при непосредственном влиянии протестантизма возникает словенский литературный язык на основе доленьского («краньского») наречия. Параллельно со словенской литературой возникает хорватская протестантская литература, опирающаяся на традиции хорватской «глаголяшской» письменности. Реформация вызывает к жизни литературу у сербов-лужичан (в 1548 г. Николай Якубиц переводит евангелие на нижнелужицкий язык (осталась в рукописи), а в 1574 году в Будышине выходит первая печатная лужицкая книга «Катехизис» Альбина Моллера). В этот период переживают становление румынский, албанский и греческий литературные языки. Реформация дала импульс к развитию литературных языков, образовавшихся в предыдущую эпоху (чешский, польский).

На Западной Руси в конфессиональной литературе, считавшейся священной, наряду с принятым и освященным традицией церковнославянским, вводится новый литературный язык, близкий к народно-разговорному.

В Литве кальвинист Симон Будный в 1562 году переводит кальвинистский катехизис на белорусский язык, Василий Тяпинский издает  текст евангелия параллельно на белорусском и древнеславянском языке. На Волыни выполняется перевод евангелия, знаменующий значительный отход от церковнославянской нормы. Появляется Пересопницкая рукопись, Житомирская рукопись (1571 г.) и т.д. Несмотря на то, что все эти произведения остались в рукописях, и не имели большого значения для дальнейшего формирования литературного языка в Западной Руси, они указывают на интенсивный процесс складывания украинского литературного языка.

Распространению новых языков также способствовало изобретение и широкое распространение книгопечатания.

Таким образом, в первой половине XVI-XVII в.в. под воздействием различных процессов окончательно оформляется староураинский язык[24].

В северо-восточной части восточнославянского языкового пространства в это время происходили другие процессы.  Усиление Москвы и объединение русских княжеств способствовало консолидации восточно-русских говоров, нивелированию других протовеликорусских диалектов и в конечном итоге выработке основных норм великорусского языка, который к концу XVII века начал оформляться в русский национальный язык, что было обусловлено развитием великорусской народности в нацию.[25] Выработка единого московского говора оказала сильное влияние на начало формирования единого национального русского языка.

В это время в русском языке начинали проявляться следующие особенности, отделяющие его от украинского и белорусского[26] [27].

1. Устраняются следы чередования к/ц, г/з, х/с: рука-руце, нога-нозе, муха-мусе.

2. Широко распространяется форма прилагательных на –ой, -ей, вместо прежних на –ый, - ий (слепой, злой вместо слепый, злый).

3. Распространяются глагольные формы на –ою, -ей из –ыю, -ий (мою, крою, бей вместо мыю, крыю, бий).

4. Утрачивается звательная форма

5. Закрепление взрывного [г],

6. Окончание на твердый [т] в 3-м лице глаголов,

7. Акание.

8. и т.д.

Помимо участия различных великорусских диалектов в становлении единого русского языка оказал церковнославянский язык. Это влияние на становление русского языка было больше, чем на украинский, который в большей степени испытал влияние польского языка, наслоившееся на западнорусскую языковую основу.

Влияние церковнославянского языка на великорусский язык обусловлено несколькими т.н. южнославянскими влияниями. Термин «южнославянское влияние» используется для обозначения изменений в древнерусской языковой культуре в сторону южнославянских норм.

Первое южнославянское влияние древнерусский язык испытал в период христианизации восточных славян, когда на территории Киевской Руси начала развиваться церковнославянская книжная культура.

С XV века особенно в Московском княжестве стало ощущаться второе южнославянское влияние.

Термином «второе южнославянское влияние» устанавливается предел между двумя периодами в истории церковнославянского русского литературного языка: первый - с X по конец XIV в., второй - с конца XIV - начала XV в. по середину или конец XVI в. В эпоху второго южнославянского влияния церковнославянский язык подвергается сильным изменениям. В него проникают кальки с греческого, греческие слова, а иногда и построенные по типу греческой конструкции обороты. Приводились в движение и становились в новые соотношения и элементы старой системы церковнославянского языка.

Для этого был ряд причин[28]:

1. Усиление связей московских церковных деятелей и книжников с православными центрами на Балканах и в Малой Азии;

2. Захват Балкан турками и перемещение политического центра православия в Москву. При этом многие деятели культуры иммигрировали с Балкан в Москву, не желая жить под властью турок;

3. Большая научно-публицистическая деятельность иммигрантов.

Второе южнославянское влияние нашло свое отражение в текстах и многие южнославянские языковые элементы закрепились в русском литературном языке[29]. К южнославянским влияниям можно отнести следующее:

- распространение неполногласия (сладкий – солодкий, среда-середа);

- распространение «жд» вместо восточнославянского ж (одежда – одежа);

- обогащение лексики старославянизмами;

- окончание «–тъ» в третьем лице единственного и множественного лица мужского рода.

Южнославянское влияние испытывал не только литературный, но и канцелярско-деловой язык, что в целом сильно отразилось в норме национального русского языка.

Очень трудно, почти невозможно пока определить даже приблизительно лексический фонд, которым обогатился русский литературный язык в период второго южнославянского влияния. Размеры пришлой со славянского юга литературной продукции были настолько велики, что исследователи второго южнославянского влияния (например, А. И. Соболевский) считают возможным говорить о расширении состава письменности почти вдвое.

Московское государство, естественно, должно было насаждать в присоединенных областях свои нормы общегосударственного письменного языка, языка правительственных учреждений московской администрации, бытового общения и официальных отношений. Феодально-областные диалектизмы не могли быть сразу нейтрализованы московской приказной речью.

Таким образом, южнославянское влияние было достаточно масштабным и достаточно сильно повлияло на облик великорусского языка.

Следует отметить, что второе южнославянское влияние испытывала не только великорусский язык, но и западнорусский. Это нашло свое отражение в стилистике южнорусской письменности. Второе южнорусское влияние для южно-русских земель означало углубление расхождения между церковнославянским языком и западнорусским письменным языком («простой мовой»), когда последний начинает использоваться наравне с первым, в том числе для создания произведений «высокого стиля» (переход от диглосии (двуязычие при котором один язык выполняет функции «высокого», а другой «низкого» языка) к чистому двуязычию). Благодаря переходу от диглоссии к чистому двуязычию появилась принципиальная возможность сравнения церковнославянского языка и староукраинского «простой мовы», что получил отражение в  словарях «Лексис» Лаврентия Зизания  и «Лексикон славеноросский» Памвы Берынды , о которых речь шла ранее, а также в литературе на староукраиснком языке, о чем также уже говорилось. В этом было принципиальное отличие второго южнославянского влияния на великорусский язык, в котором письменным оставался по-прежнему только церковнославянский язык, а собственно русский оставлялся «низким» языком.

И, наконец, «третье южнославянское влияние». Это влияние условно можно назвать «южнославянским» поскольку речь идет о влиянии «простой мовы»  на становление русского литературного языка. В процессе третьего южнославянского влияния имеет место наслоение (перенесение) югозападнорусской языковой ситуации (два книжных языка: «словенский» (церковнославянский) и «простой» или «русский» (письменный староукраинский)  на великорусскую (один книжный язык: «словенский», он же и «русский»)[30].

Результатом этого является разрушение диглоссии на великорусской территории. В течение второй половины XVII в. церковнославянско-русская диглоссия преобразуется здесь в церковнославянско-русское двуязычие. Таким образом, церковнославянский и собственно русский язык меняют свое отношение: исчезает иерархия как высшего и низшего, появляется противопоставление одного языка другому.

 В результате третьего южнославянского влияния изменяется значение понятия «русский язык» в великорусском языковом сознании^[31].

В результате третье южнославянское влияние приводит к созданию «простого» языка, выступающего как великорусский эквивалент «простой мовы».  Однако язык этот создается принципиально иным образом, чем «проста мова». Если «проста мова» вырастает из канцелярского языка Юго-Западной Руси, то великорусский «простой» язык создается на церковнославянской основе: церковнославянский язык преобразуется по тем признакам, которые противопоставляют книжный и некнижный язык в языковом сознании того времени. Третье южнославянское влияние является тем механизмом за счет которого совершился важный шаг на пути формирования великорусского литературного языка.